– Просто заметил, что эта тема очень меня пугает, – признался я. – Уши готов заткнуть, лишь бы не слушать, когда кто-то в очередной раз заговорит про Мост Времени. А это не дело – так сильно бояться. Я просто не могу позволить себе такой страх. И лучше бы победить его задолго до того, как у него появится хоть малейший шанс осуществиться.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

– Обычно причиной страха становится невежество. Оно оставляет простор воображению, а с ним шутки плохи. По крайней мере, с моим. Поэтому я решил расспросить именно вас. Вы очень хорошо знаете, что такое Мост Времени. И совсем его не боитесь. Напротив, любите там гулять. Именно то, что надо, – так мне казалось.

– Ну и как, помогло? – сочувственно спросила леди Сотофа.

– Не знаю, – честно сказал я. – Прямо сейчас кажется, что стало только хуже. Но это как раз нормально, мне всегда нужно время, чтобы примириться с очередной порцией новой информации. Наверное, через полгода внезапно обнаружится, что я больше не вздрагиваю, услышав словосочетание «Мост Времени». Возможно, даже зеваю от скуки. Думаю: «Охота же людям говорить о такой ерунде! Подумаешь – какой-то дурацкий мост…»

– Аж через полгода? – рассмеялась она. – Ты себя недооцениваешь, сэр Макс! Будь я любительницей заключать пари, поставила бы на завтрашний вечер.

Когда леди Сотофа Ханемер берётся прогнозировать моё будущее, она кажется наивной оптимисткой. И поверить ей почти невозможно, сколько ни напоминай себе, что она всегда оказывается права.

И тут оказалась права, по крайней мере, отчасти: на следующий вечер я действительно зевал, да так, что скулы болели. Правда, не от скучных разговоров про Мост Времени, а по куда более естественным причинам: просто очень хотел спать. По досадному недоразумению тело моё при этом обреталось не в постели, а в холле гостиницы в самом центре Нумбаны, крупнейшего и богатейшего города Ландаланда, одной из провинций Соединённого Королевства.

Вместо того чтобы наслаждаться очевидными преимуществами такого положения, я томно сидел на табурете в изысканной позе подтаявшего на солнце студня. И чувствовал себя соответственно. И мыслил. И венцом могущества мне в тот момент казалось вовсе не умение пересечь какой-то там дурацкий Мост Времени, а дивная мистическая способность сделать несколько дюжин шагов, отделявших меня от двери моего номера.

– Ну что, теперь тебе ясно, зачем нужны ярмарки? – спросил Нумминорих, бодро размахивая перед моим носом полуметровой копчёной колбасой, выигранной в так называемой «Обжорной лотерее», где билетами являются гигантские пироги с номерами, выложенными из ягод и орехов, причём, пока не съешь свой пирог целиком, приз не получишь, хоть из бабума в распорядителя стреляй. Но Нумминорих с пугающей лёгкостью преодолел это препятствие.

За пугающей лёгкостью – это вообще к нему. В любое время суток.

Вот и теперь, в финале долгого и чертовски утомительного дня, в голосе Нумминориха звучал неподдельный энтузиазм, способный вызвать справедливое негодование у любого нормального человека с трезвым взглядом на жизнь. Например, у меня.

Я не швырнул в него ближайшей табуреткой только потому, что вовсе не был уверен в своей способности её поднять. Первый же подход к снаряду мог оказаться последним героическим деянием моей бестолковой жизни: вся мебель в этой грешной гостинице была изготовлена из знаменитого ландаландского Каменного дерева, древесина которого считается самой тяжёлой в Мире и такой твёрдой, что практически не поддаётся обработке. Но когда это останавливало настоящих мастеров.

Поэтому я не стал кидаться мебелью, а заговорил человеческим голосом.

– Конечно. Ярмарки нужны затем, чтобы я полночи гнал, как бешеная собака, поутру отправился приятно проводить время в обществе нескольких тысяч орущих весельчаков, всегда готовых как следует пихнуть ближнего локтем в бок, а к вечеру озверел бы окончательно и устроил конец света. Уверен, именно с такой целью некий неведомый мне злодей и организовал в свое время этот кромешный ужас, который тут, в Нумбане, почему-то считается весёлой ярмаркой. Но я не намерен быть слепым орудием в чужих руках. А посему отправляюсь спать. И если ты сделаешь так, чтобы меня никто не беспокоил хотя бы часов десять кряду, я лично буду хлопотать перед Его Величеством о вручении тебе именного ордена за спасение Мира от разъяренного меня.

С этими словами я наконец сполз с табурета с твёрдым намерением немедленно отправиться в свою комнату, оставив Нумминориха восхищаться моим красноречием. Ну или, напротив, крутить пальцем у виска. У всякого, кого угораздило связаться со мной, всегда есть такой выбор.

Однако Нумминорих в любой ситуации пытается договориться. Даже с неодушевлёнными предметами вроде меня.

– Ты же сам захотел ехать сюда в амобилере, – укоризненно заметил он мне вслед. – Хотя я сразу предложил пройти Тёмным Путём и…

– И лишить меня ни с чем не сравнимого удовольствия полночи гнать, как бешеная собака? – возмутился я. – Ну уж нет!

– А ещё я предлагал тебе лечь поспать сразу после приезда, – напомнил он. – Ярмарка никуда не убежала бы.

Кстати, да. Он действительно предлагал. Но я и слушать не стал. Хлебнул бальзама Кахара и понёсся на эту грешную ярмарку – вот интересно, зачем? Нет ответа.

– Надо было не предлагать, а связывать меня по рукам и ногам и запирать в подвале, – проворчал я. – Так я вполне мог бы уснуть – просто от безвыходности. Заклинания, освобождающие от пут, я, будешь смеяться, до сих пор не вызубрил; строго говоря, даже не знаю, есть ли такие.

– Конечно, есть, – заверил меня Нумминорих. – Целая куча! Вот сразу видно, что у тебя детство не в Ехо прошло, и ты в «Догони-свяжи Магистра» ни разу не играл. Взрослым-то подобные фокусы уже как бы и ни к чему, нас такой ерундой, как верёвки, обычно не связывают.

Зная Нумминориха, я не сомневался, что, дай ему волю, он тут же примется обстоятельно объяснять мне правила, а полчаса спустя как-то внезапно окажется, что мы уже подняли на ноги всех гостиничных постояльцев, разбились на команды и начали играть – причём только для того, чтобы я как можно лучше понял его объяснения.

Ну уж нет.

– Давай я всё-таки пойду спать, – предложил я. – И всем будет хорошо. Особенно мне.

– Ой, конечно, иди, – спохватился Нумминорих. – Извини, пожалуйста. Просто я огорчился, что тебе не понравилась ярмарка.

– Да с чего ты взял? – изумился я.

– С твоих слов.

– Нашёл кого слушать.

– Но…

– Просто так моё сознание защищается от переизбытка впечатлений, – объяснил я. – Прикидывается, будто оно всем недовольно. А это всего-то и означает, что у меня просто больше нет сил радоваться и удивляться. Прости. В голову не пришло, что я могу быть убедителен в этом амплуа.

– Более чем, – заверил меня Нумминорих.

Ну да. Я чертовски талантливый трагик. Нельзя об этом забывать.

Что обычно делает нормальный человек, не спавший двое с лишним суток, донельзя утомлённый долгой дорогой и новыми впечатлениями, добравшись наконец до постели? Правильный ответ: падает и засыпает.

Но только при одном условии: если этот человек – не я.

Потому что я в такой ситуации сперва действительно падаю на постель и лежу очень долго, целых пятнадцать секунд. А может быть, даже двадцать. Лежу и разглядываю синий потолок, расписанный жёлтыми репами и белыми звёздами – не потому, что зрелище так уж прекрасно, просто у меня нет сил закрыть глаза. Да и особого смысла в этом действии нет, поскольку, отдав должное потолочной росписи, я с душераздирающим стоном привожу своё бедное тело в вертикальное положение и заставляю его сделать очередной шаг. Правда, всего один. Для того, чтобы оказаться дома, этого совершенно достаточно.

Главная драма моей жизни на сегодняшний день состоит в том, что я научился ходить Тёмным Путём. То есть сам-то по себе фокус чрезвычайно полезный, даже не представляю, как прежде без него обходился. Чего не следовало делать ни в коем случае, так это хвастаться своим новым умением всем подряд. Потому что теперь, с точки зрения этих самых всех, служебная командировка в Ландаланд – да хоть на край Мира – совершенно не повод забить на все остальные дела. «Ну так зайдёшь на полчаса Тёмным Путём, тебе же не трудно», – в один голос твердят мои ближние, коварные злодеи и безжалостные мучители, все как один.